Глава первая.
В германской дальней стороне
Из сообщения Советского информбюро. Оперативная сводка за 19 января:
«Войска 3-го БЕЛОРУССКОГО фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали долговременную глубокоэшелонированную оборону немцев в Восточной Пруссии и, преодолевая упорное сопротивление противника, за пять дней наступательных боев продвинулись вперед до 45 километров, расширив прорыв до 60 километров по фронту»
Поздней осенью 1944 года Наркома Военно-морского флота адмирала Н. Г. Кузнецова и командующего Краснознаменным Балтийским флотом адмирала В. Ф. Трибуца вызвали в Кремль, чтобы доложить о готовности моряков к предстоящей зимней кампании, над планом которой многие месяцы напряженно работал Генеральный штаб Красной Армии.
Будучи постоянно занятым, И. В. Сталин не мог уделить много времени флоту, но требовал от своих адмиралов объективных и четких докладов, как это было в предвоенные годы, когда без его резолюции не строили новых кораблей и подводных лодок. Реакцию вождя нельзя было предугадать заранее, поэтому Николаю Герасимовичу Кузнецову приходилось носить в своем портфеле наиболее важные бумаги, называя их «предварительными соображениями». В Генеральном штабе считали их «камнем на шее» и откладывали в сторону для дополнительных согласований.
В кабинете Верховного Главнокомандующего зашел разговор о Балтике, отдаленной на тысячи километров от других морских театров. Сталин рассчитывал на Балтийский флот, у которого, по его мнению, появилась прекрасная возможность помочь сухопутному фронту, в первую очередь морской авиацией, кораблями и высадкой десантов. От этого во многом зависело, как долго противник мог удержать за собой балтийское побережье. Верховный предупредил, что в конце войны не следует рисковать миноносцами и тем более крейсерами, необходимыми в мирное время, когда после разгрома Германии и ее союзников, кроме флотов США, Великобритании и Франции, у СССР не будет соперников на морях, и прежде всего в южной части Балтики, имевшей не только особое географическое, но политическое значение в Европе.
Адмиралы и не пытались возражать. Великая Отечественная война многому научила руководство страны, наконец осознавшее, что флот имел слабую береговую оборону, а Балтика была перекрыта дальнобойной артиллерией противника и минными полями, из-за которых ее называли не иначе как «супом с клецками». Специалисты подсчитали, что на каждую морскую милю приходилось до семидесяти самых различных мин, что не могло не сказаться на действиях моряков, буквально привязанных к своим берегам. Уже после войны во время рядового выхода в море подорвался на мине краснознаменный крейсер «Киров».
Окинув цепким взглядом карту, сплошь покрытую сеткой фронтов, Сталин сообщил о решении объявить Балтийское море, вплоть до самых проливов, операционной зоной флота, командовать которым, минуя фронтовые штабы, предстояло наркомату ВМФ.
В конце ноября 1944 года, когда по всей Прибалтике шли ожесточенные бои, Ставка одобрила предложение адмирала Н. Г. Кузнецова о формировании военно-морской базы 1-го разряда на побережье Земландского полуострова. Мысль об этом появилась у Сталина годом раньше, когда на Тегеранской конференции он жаловался союзникам, что Советский Союз заперт в Черном море жестким режимом турецких проливов, а на Дальнем Востоке проливами, контролируемыми японцами. Подобная ситуация сложилась и на Балтийском море, где у Советского Союза не было незамерзающих портов. Об этом Сталин вел переговоры с руководителями США и Англии, которые согласились с его мнением о разделе Пруссии — очага германской агрессии и милитаризма, однако не приняли никаких решений, более того ─ открыто поддержали польское эмигрантское правительство, заявившее о своих правах на эти земли.
Однако, как показали последующие события, уже летом 1944 года Сталин договорился с Польским комитетом национального освобождения о том, что северная часть Восточной Пруссии с городом и портом Кенигсберг отходит к Советскому Союзу, а вся остальная часть Восточной Прус-сии, а также Данцигская область с портом и городом Данциг ─ к Польше. Это Соглашение было тайным и оставалось таковым до 60-х годов ХХ ве-ка. Между тем после высадки в Европе, поделив зоны оккупации в Германии, союзники согласились с занятием Восточной Пруссии советскими войсками. Это в полной мере отвечало интересам Наркома ВМФ СССР предложившего установить прочный контроль над южной частью Балтийского моря.
Известно, что судьба этой земли была решена участниками антигитлеровской коалиции в Потсдаме уже после войны. Руководители Великобритании и США, поддержали претензии СССР на значительную часть трофейного германского флота и на незамерзающий порт на Балтике ─ Кенигсберг, который на протяжении четырех веков защищали орудия пиллауской цитадели, заложенной шведским королем Густавом II Адольфом на юго-западной оконечности Земландского полуострова и служившей «ключом от морских ворот» столицы Восточной Пруссии.
В течение многих лет в укрытых от ветров и волнений пиллауских гаванях швартовались десятки кораблей различных классов, а в самом конце войны сюда могли заходить и тяжелые крейсера. Несколько раз в день от городского вокзала отходил небольшой пассажирский состав, доставлявший моряков германского флота на службу в Морскую гавань (ныне ─ Военная гавань), имевшую подъездные пути и портовые краны, а также устройства для подачи на корабли воды, пара, топлива, электроэнергии и воздуха высокого давления.
В городе были расположены: минный и артиллерийский арсеналы, мастерские по ремонту техники и вооружения, госпиталь. Все склады и укрытия, снабженные ходами сообщения для их обслуживания, построили из огнеупорных материалов. Глубоко под землей были расположены емкости для хранения нескольких тысяч тонн горючего, откуда по трубопроводам оно поступало в гавань и на железнодорожную станцию. На территории склада не было никаких наземных сооружений, за исключением люков и растительности. Вокруг наземных нефтехранилищ и промышленных предприятий соорудили бетонные или кирпичные стены, служившие для ослабления воздушной волны. В дюнах на морском побережье стояли береговые батареи, а на аэродромах земландского полуострова и на косе Фрише-Нерунг стоянки для ста самолетов. В конце 1944 года севернее аэродрома Нойтиф (ныне ─ пос. Коса) началось строительство авиазавода, который немцы так и не успели ввести в действие.
Для нужд гарнизона построили четыре военных городка с множеством бытовых и служебных помещений, приспособленных для круговой обороны. В 30-е годы ХХ века почетными жителями Пиллау стали канцлер А. Гитлер и командующий военно-морским флотом Германии адмирал Э. Редер. Последний в конце войны оказался в советском плену, предстал перед международным военным трибуналом и был приговорен к пожизненному заключению. По состоянию здоровья его освободили в 1955 году. А вот подаренная ему книга об истории города с надписью на титульном листе: «В честь 300-летия пиллауского гарнизона» попала в руки специальной комиссии, занятой сбором трофейной литературы и позже была передана в Центральную Военно-Морскую библиотеку города Ленинграда (ныне - Санкт-Петербург).
После поражения в Курской битве (1943 г.) Гитлер и его окружение проявили серьезное беспокойство за судьбу подводной войны. Авиация союзников уничтожала германские субмарины прямо на стапелях. Поэтому руководство Вермахта решило строить подводные лодки по секциям. Собранные в пиллауском филиале фирмы «Шихау» отсеки подводных лодок отправляли на монтажные верфи Данцига.
Все это время у городских пирсов стояли выкрашенные в серый цвет океанские лайнеры, где в богато обставленных каютах жили курсанты школы подводного плавания: минеры и торпедисты, механики, связисты и рулевые. Вместе с ними в «кайзеровских казармах» разместились: центр подготовки унтер-офицеров подводного плавания и курсы офицеров-подводников. Ежегодно после интенсивной учебы, оставлявшей мало времени на сон и отдых, и нескольких выходов в Данцигский залив (ныне Гданьский залив), свыше пятисот подводников различных специальностей отправляли из Пиллау в Атлантику, где у них не было и малейших шансов выжить под ударами англо-американской авиации и флота.
С началом наступления советских войск в Восточной Пруссии руководству Вермахта пришлось спешно эвакуировать учебные центры под-водников: Кенигсберг, Пиллау, Данциг, Гдыня на Запад. Перемены в системе базирования отразились на использовании германских подлодок. Зимой 1945 года в Атлантике действовало в два раза меньше субмарин, чем в 1943 году, хотя общее количество находившихся в строю было одинаковым. В этой ситуации союзники по антигитлеровской коалиции смогли увеличить морские перевозки, усилив снабжение своих войск, сражавшихся в Европе.
Надеясь вместе с союзниками в кратчайший срок сокрушить гитлеровскую Германию, в Ставке Верховного Главнокомандования учли неудачный опыт наступления 3-го Белорусского фронта осенью 1944 года, когда его войска понесли большие людские и материальные потери, пытаясь рассечь и уничтожить неприятеля в Восточной Пруссии. Новую операцию Ставка решила провести силами ста тридцати стрелковых дивизий и семи танковых корпусов при поддержке около трех тысяч самолетов, которые должны были отрезать эту провинцию от центральных районов Германии. Особенность операции заключалась в том, что стрелы трех советских фронтов были направлены к Балтийскому морю, к важнейшим военно-морским портам Германии ─ Кенигсбергу и Пиллау.
Подробный план операции был известен лишь узкому кругу лиц в окружении Сталина, лично ставившему задачи командующим фронтами. В документах Ставки даже не упоминалось о взаимодействии между ними. Маршал К. К. Рокоссовский не знал, куда наносил главный удар его сосед справа генерал И. Д. Черняховский. Впоследствии, как известно, 2-му Белорусскому фронту пришлось повернуть на север, чтобы полностью окружить противника в Восточной Пруссии. На ее территории действовали более полусотни разведгрупп собиравших необходимые сведения о частях Вермахта, строительстве оборонительных рубежей, минировании дамб и плотин, разрушение которых могло остановить продвижение советских войск. Разведчики действовали в немецком тылу в ходе всей операции. Так в оперативной сводке за 27 марта 1945 года немецкое командование Земландской группы войск сообщало, что «из числа прибывших вчера агентов-парашютистов противника один был взят в плен, а другой расстрелян».
Органы «Смерш» 3-го Белорусского фронта установили, что полиция и части СС секретно проводили в Восточной Пруссии работу по строительству специальных укрытий для диверсантов, в задачи которых входили совершение диверсий и убийство командиров Красной Армии. Военные чекисты обнаружили тридцать восемь потайных складов с оружием, боеприпасами, радиостанциями и множительными аппаратами, оставленными германским командованием в тылу войск фронта.
Советские полководцы, зная, что им предстоит драться с опытным, сильным и упорным противником, сосредоточили на участках прорыва половину своих стрелковых дивизий и почти всю авиацию, добившись пятикратного превосходства по личному составу, семи-девятикратного ─ по танкам и артиллерии Для их размещения саперные части проложили около тысячи восьмисот километров траншей и построили более десяти тысяч блиндажей и землянок. Прибыло и новое пополнение. Так к началу операции только 2-й Белорусский фронт получил из числа мобилизованных в областях Западной Украины, Молдавии, Прибалтики ─ 53 000 человек, из бывших военнопленных ─ 10 254 человека, штрафников ─ 5290 человек, из тылов─ 20 000 человек, из госпиталей ─ 39 006 человек. Их требовалось сплотить, привести к присяге, а отличившимся в предыдущих боях вручить награды и присвоить новые воинские звания.
В ожидании улучшения погоды Ставка переносила время «Ч», пока в начале января Сталин не дал обещание главе правительства Великобритании Уинстону Черчиллю начать операцию при любых обстоятельствах не позже второй половины месяца.
Несмотря на тщательную маскировку и меры дезинформации, точная дата советского наступления была известна командованию Вермахта, которое основательно подготовилось к обороне Восточной Пруссии. Такого количества инженерных сооружений построенных уже в годы Второй мировой войны, не было ни в одном европейском государстве. На один километр государственной границы приходилось около двух километров укреплений, пересекавших эту германскую провинцию с севера на юг. Все хутора, фольварки и города, а также старинные крепости были превращены в узлы сопротивления. Германский генштаб прекратил все наступательные операции на Западном фронте, перешел там к обороне и собрал в Восточной Пруссии сорок три пехотных, танковых и моторизованных дивизий под командованием генерал-полковника Г. Рейнхардта. Опираясь на морское побережье, служившее для пополнения людьми и боеприпасами, эвакуации раненых и больных, они могли надолго сковать советские войска и в любой момент нанести удар по флангу Красной армии, наступавшей на Берлин.
Помимо мощных укреплений командование Вермахта и нацистское руководство делало ставку на моральную стойкость войск и населения, говоря о поражении русской армии на этих рубежах еще в Первую мировую войну. «Ты дерешься за свой дом», ─ убеждали немецкого солдата─ «Если ты отступишь, русские разрушат его, расстреляют твоих родных. Только ты можешь спасти их от гибели» Сформированные на основе землячества части, а значительная часть военнослужащих была родом из Восточной Пруссии или до начала войны проживали здесь, сопротивлялись исключительно упорно, дрались до последнего патрона и гранаты.
В расчет бралось и то, что в сознании немецкого народа эта территория имела особый статус. Во второй половине XIX века, объединенные с Пруссией карликовые германские княжества, образовали одно из самых могущественных государств Европы. По этому потеря этой провинции воспринималась как национальная катастрофа не только политическим руководством Германии, но и большей частью немецкой армии и народа. Зимой 1945 года, когда большинство офицеров Вермахта еще надеялось из-бежать военной катастрофы, а две трети немецких солдат продолжали верить Гитлеру, в войсках был зачитан приказ, что в случае сдачи в плен их родственники будут лишены пособий и всякой поддержки.
По приказу Гитлера на территории Восточной Пруссии началось уничтожение средств связи и транспорта, промышленных предприятий ─ всего того, советские войска могли бы использовать в качестве военных трофеев.
Из газеты 4-й армии Вермахта:
«В октябре 1941 года немецкие солдаты стояли лишь в восьми километрах от ворот Кремля .Они видели башни кремля в осязаемой близости от себя. За победу Советов в тот момент никто не поставил бы и гроша. Годом позже мы стояли в Сталинграде. А большевики снова стояли перед кризисом, казавшимся смертельным. Самые ценные районы страны были оккупированы нами. Шансы Советов оказать нам сопротивление были ничтожно малы. Ленинград был окружен немецкими войсками. Город находился под обстрелом немецкой артиллерии. Немецкие солдаты с высот видели, как дымились трубы заводов. двигались трамвайные вагоны. Продолжалась жизнь, подчиненная исключительно требованиям войны и обороны города.
Решающей предпосылкой для немецкого успеха является знание того, какие способности проявлял противник и что нам нужно проявить, какие жертвы принести, чтобы превзойти противника и разбить его. Примеры Ленинграда, Москвы и Сталинграда, данные большевиками, являются для нас масштабом того, насколько нам еще нужно напрячь свои силы, чтобы не дать восторжествовать неистовой ненависти врага».
Из-за выпавшего утром 13 января 1945 года густого снега командующий 3-м Белорусским фронтом начал наступление двумя часами позже. К девяти часам утра огонь гремел уже по всей линии фронта. Стволы орудий накалились так, что не могли выбрасывать гильзы. А в насыщенном газами воздухе было нечем дышать, в горле першило, люди кашляли и задыхались, закрывая рот рукавицами или же носовыми платками. По противнику выпустили сотни вагонов боеприпасов, а результаты огневого удара долгое время оставались неизвестны. Генерал И.Д. Черняховский, спустившись с крыши четырехэтажного дома, где находился его наблюдательный пункт, продолжал спокойно отдавать распоряжения, ходил по комнате то, приближаясь к окну, то, отходя от него. Из-за густого тумана видимость над полем боя не превышала и ста метров и летчики не смогли помочь атакующей пехоте. И только когда улучшились погодные условия, воздушные армии получили команду: «На взлет !» Внезапности достичь не удалось, противник, отойдя на вторую линию траншей, сохранил солдат и оружие. Немецкие контратаки мешали саперам извлекать мины из мерзлого, покрытого снегом грунта, что не могло не замедлить темпы прорыва.
Морозной ночью, когда в тыловых землянках и в блиндажах при мерцающем свете трофейных плошек подняли солдатские кружки «за старый Новый год», на командных пунктах и в штабах не смолкали телефоны. Вместо поздравлений девушки-связистки принимали донесения мало похожие на победные реляции. Несмотря на усилия, армии 3-го Белорусского фронта вышли к намеченным на первый день рубежам лишь на четвертые сутки наступления. Используя сеть шоссейных и железных дорог, немцы быстро перебрасывали резервы в нужном направлении, атакуя на отдельных участках фронта до тридцати раз в день. Населенные пункты переходили из рук в руки. Бои шли за каждый дом, за каждый участок траншеи и опорный пункт.
В этой сложной обстановке Черняховский изменил направление главного удара, введя в прорыв свои резервы: 1-й танковый корпус и свежие части 11-й гвардейской армии, которые ломая сопротивление за две последующие недели прошли с боями по Прусской земле сто пятьдесят километров, заняв сотни населенных пунктов .
Из указаний командующего 11-й гвардейской армии. Январь 1945 г. :
« В качестве отряда преследования в каждом стрелковом полку выделяется один стрелковый батальон с наиболее выносливым личным составом. Каждый из бойцов батальона снабжается 1-2 гранатами РГ-42 и одной-двумя гранатами РПГ. Всем автоматчикам выдается по одному запасному магазину. Все расчеты ручных пулеметов обеспечиваются не менее чем двумя запасными магазинами, а расчеты станковых пулеметов не менее 4-5 запасными лентами. Снаряжение бойцов облегчается до минимума. Все ненужные вещи отбираются и сдаются в обоз.
Выделенный стрелковый батальон усиливается противотанковой артиллерией из расчета по два орудия на роту, дивизионом дальней артиллерии, батареей СУ-76, ротой средних танков, взводом саперов и взводом конных или пеших разведчиков»
Один за другим пали прусские селения и города-замки: Пилькаллен (пос. Добровольск) 16 января; Лазденен (г.Краснознаменск) 18 января; Рагнит (г.Неман) 19 января ; Хайнрихсвальде (г.Славск) и Тильзит (г.Советск) 20 января ; Гумбинен (г.Гусев) 21 января ;Инстербург (г.Черняховск) 22 января ; Велау (пос. Знаменск), Лабиау (г.Полесск) и Даркемен (г.Озерск) 23 января ; Тапиау (г.Гвардейск) 25 января ; Ной-хаузен (г.Гурьевск) 28 января, Фридланд (г.Правдинск) 31 января.
Когда в конце января ударная группировка 3-го Белорусского фронта атаковала форт №9 на южной окраине Кенигсберга, через командирские бинокли были видны заводские трубы и красные островерхие башенки высотных зданий, Королевский замок и Кафедральный собор. Дальше лежал огромный город с военными заводами и судостроительной верфью, с сотнями крупных и мелких предприятий, с гаванями, банками, многочисленными магазинами, кафе и вокзалами, откуда в сторону Пиллау уходили набитые людьми товарные составы.
Из-за ненастной погоды командующий 2-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский начал наступление лишь 14 января. Две недели спустя главные силы фронта, быстро продвигаясь вперед, вышли к Висленскому заливу, оказавшись в глубоком тылу немецких войск.
С началом Восточно-Прусской операции у большинства бойцов и командиров Красной армии было приподнятое настроение. Три с поло-виной года спустя война пришла туда, откуда началась. «Вот она проклятая Германия!» писали на самодельных щитах солдаты, перейдя границу, невольно ставшую тем рубежом, к которому так долго и упорно они стремились, но до которого не довелось дойти многим и многим воинам, сложившим головы под Москвой и Сталинградом, на Украине и в Белоруссии, на польской земле. Лозунг «На Кенигсберг!» был выведен мелом и краской на стволах орудий и снарядах реактивной артиллерии. Солдаты радовались, говорили друг другу: «Осталось не долго ─ и «фрицам» конец!»
Дороги, по которым ехали и шли победители, являли собой фантастическое зрелище: украшенные искусственными цветами машины, замаскированные скатертями и занавесями танки и артиллерия. На каждом шагу в кюветах валялось оружие, сломанные велосипеды и мотоциклы, брошенные ковры, швейные машинки, разбитые зеркала, детские коляски, подушки и помятые чемоданы с ворохом одежды, мертвые лошади. Здесь в Восточной Пруссии у военного корреспондента А. Твардовского могли появиться такие строки: «По дороге на Берлин. Вьется белый пух перин» Советские воины, вступив на землю своего главного противника ─ нацистской Германии видели в немцах причину тех бедствий, которые они и весь народ испытали за годы войны. Они считали их виновными в огромных жертвах и разрушениях. Ненависть к врагу и жажда мести отражали общее настроение армии и вызывали одно желание «добить фашистского зверя в его собственной берлоге». Армейским политработникам, проводившим накануне наступления собрания: «Как я буду мстить немецким захватчикам» и «Мой личный счет мести» не приходилось ничего выдумывать, чтобы возбудить у людей эти чувства.
«С первых дней второй мировой войны Восточная Пруссия превратилась в сплошной концлагерь для военнопленных... И вот теперь, зимой 1945 года, советские воины настигли потомков «псов-рыцарей» в их гнусном разбойничьем вертепе», ─ вспоминал командующий 1-м Прибалтийским фронтом И.Х Баграмян, ─ «Неудивительно, что для нас было ненавистно само название этого края, и мы были готовы на любые жертвы ради уничтожения давнего очага агрессии». Только в одном из полков 11-й гвардейской армии фашисты убили и замучили близких родственников у 158 воинов, угнали в Германию семьи 56 военнослужащих, у 152 воинов семьи остались без крова, у 293 человек фашисты разграбили имущество и угнали скот.
Занимая с боем имения и дворы прусских землевладельцев, советские воины слышали рассказы от угнанных в неволю женщин и детей, об ужасах немецкого рабства. Сюда в Восточную Пруссию едва ли не каждый день приходили эшелоны, составленные из вагонов для скота. Вокзалы оцепляла жандармерия, с вагонов снимали пломбы, и начиналась разгрузка невольников. Их осматривали с головы до ног, отбирая самых здоровых людей, заплатив всего десять марок за взрослого и шесть марок за подростка.
«После приезда нас распределили как скот по помещикам. Работали от зари до зари, ничего нам не платили. Получали мы на неделю полтора-два килограмма хлеба. Кроме водяной похлебки нам не варили другой пи-щи», ― вспоминала жительница Витебской области Ф.Ф. Гаврилова ― « Помещик бил нас, чем попало. Моя сестра и племянник умерли от этих мук, а мы едва дождались до Вашего прихода». Отступая, немцы угоняли в глубокий тыл и своих невольников, оставлявших письма-обращения к советским воинам.
Из письма советских девушек:
«Здравствуйте, дорогие товарищи бойцы и командиры Красной Армии! Приветствуем и благодарим Вас за освобождение России и надеемся, что освободите нас от проклятой страны. Немцы и теперь еще творят злодейство. Они не оставляют нас. Угоняют дальше. При возможности мы остаемся в подвалах домов, в бункерах, чтобы попасть к Вам и посмотреть хоть один раз за три года на русского бойца. Еще много можно написать о нашей жизни, но найдете ли вы это письмо? Подписи всех девушек не будем писать. Писала девушка Орловской области... . Л.Т. Ждем Вас»
Поэтому разъяснения Военных советов фронтов в духе сталинского тезиса «Гитлеры приходят и уходят, а народ Германский остается», явились неожиданностью для многих красноармейцев, которые сначала не могли понять, как после тех зверств, что творили фашисты, и это они видели собственными глазами, можно великодушно относиться ко всему немецкому. Офицер стрелкового батальона Т.А. Репнина вспоминала, как возбужденная толпа солдат окружила немецких женщин: «Вот их наши отпускают домой, а немцы таким малолетним детям, которых они держат на руках, разбивали голову об стенку».
«Чего это нас заставляют беречь немецкое добро, они же все жгли и грабили у нас. А мы что, смотреть будем на это? Черт с ним! Пусть все горит вместе с немецкой землей, ни капли не жаль!» ― подобные высказывания отражали настроения значительной части наступавших войск, искреннее веривших в официальное одобрение статьи советского публициста Ильи Эренбурга «Убей!» Автора и сегодня обвиняют в ненависти к немцам вообще. Следует отметить, что призыв Эренбурга, обращенный к воинам Красной армии, имел точный адрес и соответствовал времени, когда немецкие оккупанты с оружием в руках ворвались в Россию. Побывав в занятой Красной Армией Восточной Пруссии, Эренбург говорил: «Я не писал о милосердии к немцам. Это неправда. Я писал о том, что мы не можем убивать детей и старух. Это правда. Я писал, что мы не можем насиловать немок. Это я писал. В марте 1945 года я писал то же, что в марте 1942-го, но тогда перед нами были только немцы-солдаты, а теперь перед нами и немецкие дети. Мы должны и в победе остаться советскими людьми».
Военный Совет 2-го Белорусского фронта издал приказ о жестоком наказании, вплоть до расстрела, тех, кто будет вымещать свою, пусть и понятную, ненависть к фашизму на мирном населении, отметив опасность такого рода явлений для морального духа и боеспособности армии, призвав направить чувство ненависти на истребление врага на поле боя.
«О пресечении фактов пьянства в боевых условиях, барахольства и хулиганского уничтожения материальных ценностей на захваченной территории» говорилось и в приказе Военного совета 11-й гвардейской армии. Бойцам разъясняли, что «жечь строения, фураж, уничтожать домашнюю утварь, творить произвол в отношении местных жителей ─ все это нельзя считать благородным поступком мести».
Обуздание эмоций мстителей не сразу дало свои результаты. В отчете тыла 11-й гвардейской армии отмечено, что «до сих пор значительное количество материальных ценностей не учтено и находится в разбросан-ном состоянии в населенных пунктах, где оно продолжает уничтожаться». Впрочем, командование боролось с мародерством, поскольку оно угрожало армейской дисциплине. Специальным приказом были разрешены посылки домой трофейных вещей, причем офицеры могли отправить больше, чем рядовые. Работа полевых почт велась под контролем политических отделов, регулярно отмечавших, что большую часть посылок отправляли так называемые «вторые эшелоны», состоявшие из штабных, тыловых и спецподразделений. В стрелковых батальонах на передовой этим занимались от одного до семи процентов личного состава.
«Я думала, что когда мы войдем в Германию, то у меня ни к кому пощады не будет. Сколько ненависти скопилось в груди!» ─ вспоминала санинструктор Софья Кунцевич, ─ «Почему я должна пожалеть его ребенка, если он убил моего? Почему я должна пожалеть его дом, если он мой сжег? Почему? Хотелось увидеть их жен, матерей, родивших таких сыновей. Как они будут смотреть нам в глаза?.. Все мне вспомнилось, и думаю: что же будет со мной? С нашими солдатами? Мы все помним... Пришли в какой-то поселок, дети бегают – голодные, несчастные. И я, которая клялась, что всех их ненавижу, я соберу у своих ребят все, что у них есть, что осталось от пайка, любой кусочек сахара, и отдам немецким детям. Конечно, я не забыла. Я помнила обо всем, но смотреть спокойно в голодные детские глаза я не могла».
И все же немецкое население боялось встречи с Красной армией. Этот страх всячески подогревался фашистской пропагандой. Для этого были широко использованы события в небольшом селении Неммерсдорф (ныне ― село Маяковское Калининградской области), жители которого по-гибли, после того, как в октябре 1944 года сюда вошли войска 3-го Бело-русского фронта.
Одно из танковых подразделений 39-й армии вышло к мосту через реку Дейме. Однако двигаться дальше танкисты не могли. Мост был запружен людьми: стариками, женщинами и детьми, спешившими перебраться на западный берег. Танки остановились. И вдруг страшный взрыв потряс окрестные поля. Гитлеровцы уничтожили мост. Огромное количество искалеченных тел было разбросано по берегам, лежали на остатках настила, утонули в Дейме. Многие немцы, не успевшие покинуть города и селения Восточной Пруссии, совершали самоубийства или оказывали со-противление Красной Армии. За одну январскую неделю 1945 года в окрестностях Инстербурга старик-немец обстрелял из пулемета солдат 18-й гвардейской стрелковой дивизии, другой в своем доме убил двух автоматчиков из этой дивизии, а четыре немки из пистолетов застрелили четырех красноармейцев. Одна из женщин, укрывшись на чердаке, вела огонь из винтовки, пока у нее не закончились патроны, а будучи взята в плен, заявила, что так будет поступать каждая истинная немка. Покидая Рагнит (ныне ─ г. Неман), противник заминировал здания, под обломками которых погибли шесть советских солдат. Через месяц после взятия Тильзита взлетели на воздух несколько домов, в одном из которых были размещены раненые красноармейцы.
Каждый пройденный километр по Восточной Пруссии достался советским войскам чрезмерной ценой. Ежедневно из частей и соединений докладывали о тяжелых потерях. За две с лишним недели боев 2-й и 3-й Белорусские фронты потеряли убитыми и ранеными свыше 64 000 человек. Так среднесуточные потери 2-го Белорусского фронта составили 1,3 %, а потери в армиях 3-го Белорусского фронта составили 1,5 % от их боевого состава.
Силы немцев в Восточной Пруссии были отрезаны от Центральной Германии и рассечены на три неравные части. Гитлер, взбешенный самовольным отходом, снял с должности командующего группы армий генерал-полковника Г. Рейнгардта, а затем и командующего 4-й армией гене-рала пехоты Ф. Хоссбаха. Сменившие их генералы Л. Рендулич и Ф. Мюллер, полные решимости выполнить приказ фюрера, пытались исправить положение, но было слишком поздно.
Из сообщения Советского информбюро. Оперативная сводка за 19 января:
«Войска 3-го БЕЛОРУССКОГО фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали долговременную глубокоэшелонированную оборону немцев в Восточной Пруссии и, преодолевая упорное сопротивление противника, за пять дней наступательных боев продвинулись вперед до 45 километров, расширив прорыв до 60 километров по фронту»
Поздней осенью 1944 года Наркома Военно-морского флота адмирала Н. Г. Кузнецова и командующего Краснознаменным Балтийским флотом адмирала В. Ф. Трибуца вызвали в Кремль, чтобы доложить о готовности моряков к предстоящей зимней кампании, над планом которой многие месяцы напряженно работал Генеральный штаб Красной Армии.
Будучи постоянно занятым, И. В. Сталин не мог уделить много времени флоту, но требовал от своих адмиралов объективных и четких докладов, как это было в предвоенные годы, когда без его резолюции не строили новых кораблей и подводных лодок. Реакцию вождя нельзя было предугадать заранее, поэтому Николаю Герасимовичу Кузнецову приходилось носить в своем портфеле наиболее важные бумаги, называя их «предварительными соображениями». В Генеральном штабе считали их «камнем на шее» и откладывали в сторону для дополнительных согласований.
В кабинете Верховного Главнокомандующего зашел разговор о Балтике, отдаленной на тысячи километров от других морских театров. Сталин рассчитывал на Балтийский флот, у которого, по его мнению, появилась прекрасная возможность помочь сухопутному фронту, в первую очередь морской авиацией, кораблями и высадкой десантов. От этого во многом зависело, как долго противник мог удержать за собой балтийское побережье. Верховный предупредил, что в конце войны не следует рисковать миноносцами и тем более крейсерами, необходимыми в мирное время, когда после разгрома Германии и ее союзников, кроме флотов США, Великобритании и Франции, у СССР не будет соперников на морях, и прежде всего в южной части Балтики, имевшей не только особое географическое, но политическое значение в Европе.
Адмиралы и не пытались возражать. Великая Отечественная война многому научила руководство страны, наконец осознавшее, что флот имел слабую береговую оборону, а Балтика была перекрыта дальнобойной артиллерией противника и минными полями, из-за которых ее называли не иначе как «супом с клецками». Специалисты подсчитали, что на каждую морскую милю приходилось до семидесяти самых различных мин, что не могло не сказаться на действиях моряков, буквально привязанных к своим берегам. Уже после войны во время рядового выхода в море подорвался на мине краснознаменный крейсер «Киров».
Окинув цепким взглядом карту, сплошь покрытую сеткой фронтов, Сталин сообщил о решении объявить Балтийское море, вплоть до самых проливов, операционной зоной флота, командовать которым, минуя фронтовые штабы, предстояло наркомату ВМФ.
В конце ноября 1944 года, когда по всей Прибалтике шли ожесточенные бои, Ставка одобрила предложение адмирала Н. Г. Кузнецова о формировании военно-морской базы 1-го разряда на побережье Земландского полуострова. Мысль об этом появилась у Сталина годом раньше, когда на Тегеранской конференции он жаловался союзникам, что Советский Союз заперт в Черном море жестким режимом турецких проливов, а на Дальнем Востоке проливами, контролируемыми японцами. Подобная ситуация сложилась и на Балтийском море, где у Советского Союза не было незамерзающих портов. Об этом Сталин вел переговоры с руководителями США и Англии, которые согласились с его мнением о разделе Пруссии — очага германской агрессии и милитаризма, однако не приняли никаких решений, более того ─ открыто поддержали польское эмигрантское правительство, заявившее о своих правах на эти земли.
Однако, как показали последующие события, уже летом 1944 года Сталин договорился с Польским комитетом национального освобождения о том, что северная часть Восточной Пруссии с городом и портом Кенигсберг отходит к Советскому Союзу, а вся остальная часть Восточной Прус-сии, а также Данцигская область с портом и городом Данциг ─ к Польше. Это Соглашение было тайным и оставалось таковым до 60-х годов ХХ ве-ка. Между тем после высадки в Европе, поделив зоны оккупации в Германии, союзники согласились с занятием Восточной Пруссии советскими войсками. Это в полной мере отвечало интересам Наркома ВМФ СССР предложившего установить прочный контроль над южной частью Балтийского моря.
Известно, что судьба этой земли была решена участниками антигитлеровской коалиции в Потсдаме уже после войны. Руководители Великобритании и США, поддержали претензии СССР на значительную часть трофейного германского флота и на незамерзающий порт на Балтике ─ Кенигсберг, который на протяжении четырех веков защищали орудия пиллауской цитадели, заложенной шведским королем Густавом II Адольфом на юго-западной оконечности Земландского полуострова и служившей «ключом от морских ворот» столицы Восточной Пруссии.
В течение многих лет в укрытых от ветров и волнений пиллауских гаванях швартовались десятки кораблей различных классов, а в самом конце войны сюда могли заходить и тяжелые крейсера. Несколько раз в день от городского вокзала отходил небольшой пассажирский состав, доставлявший моряков германского флота на службу в Морскую гавань (ныне ─ Военная гавань), имевшую подъездные пути и портовые краны, а также устройства для подачи на корабли воды, пара, топлива, электроэнергии и воздуха высокого давления.
В городе были расположены: минный и артиллерийский арсеналы, мастерские по ремонту техники и вооружения, госпиталь. Все склады и укрытия, снабженные ходами сообщения для их обслуживания, построили из огнеупорных материалов. Глубоко под землей были расположены емкости для хранения нескольких тысяч тонн горючего, откуда по трубопроводам оно поступало в гавань и на железнодорожную станцию. На территории склада не было никаких наземных сооружений, за исключением люков и растительности. Вокруг наземных нефтехранилищ и промышленных предприятий соорудили бетонные или кирпичные стены, служившие для ослабления воздушной волны. В дюнах на морском побережье стояли береговые батареи, а на аэродромах земландского полуострова и на косе Фрише-Нерунг стоянки для ста самолетов. В конце 1944 года севернее аэродрома Нойтиф (ныне ─ пос. Коса) началось строительство авиазавода, который немцы так и не успели ввести в действие.
Для нужд гарнизона построили четыре военных городка с множеством бытовых и служебных помещений, приспособленных для круговой обороны. В 30-е годы ХХ века почетными жителями Пиллау стали канцлер А. Гитлер и командующий военно-морским флотом Германии адмирал Э. Редер. Последний в конце войны оказался в советском плену, предстал перед международным военным трибуналом и был приговорен к пожизненному заключению. По состоянию здоровья его освободили в 1955 году. А вот подаренная ему книга об истории города с надписью на титульном листе: «В честь 300-летия пиллауского гарнизона» попала в руки специальной комиссии, занятой сбором трофейной литературы и позже была передана в Центральную Военно-Морскую библиотеку города Ленинграда (ныне - Санкт-Петербург).
После поражения в Курской битве (1943 г.) Гитлер и его окружение проявили серьезное беспокойство за судьбу подводной войны. Авиация союзников уничтожала германские субмарины прямо на стапелях. Поэтому руководство Вермахта решило строить подводные лодки по секциям. Собранные в пиллауском филиале фирмы «Шихау» отсеки подводных лодок отправляли на монтажные верфи Данцига.
Все это время у городских пирсов стояли выкрашенные в серый цвет океанские лайнеры, где в богато обставленных каютах жили курсанты школы подводного плавания: минеры и торпедисты, механики, связисты и рулевые. Вместе с ними в «кайзеровских казармах» разместились: центр подготовки унтер-офицеров подводного плавания и курсы офицеров-подводников. Ежегодно после интенсивной учебы, оставлявшей мало времени на сон и отдых, и нескольких выходов в Данцигский залив (ныне Гданьский залив), свыше пятисот подводников различных специальностей отправляли из Пиллау в Атлантику, где у них не было и малейших шансов выжить под ударами англо-американской авиации и флота.
С началом наступления советских войск в Восточной Пруссии руководству Вермахта пришлось спешно эвакуировать учебные центры под-водников: Кенигсберг, Пиллау, Данциг, Гдыня на Запад. Перемены в системе базирования отразились на использовании германских подлодок. Зимой 1945 года в Атлантике действовало в два раза меньше субмарин, чем в 1943 году, хотя общее количество находившихся в строю было одинаковым. В этой ситуации союзники по антигитлеровской коалиции смогли увеличить морские перевозки, усилив снабжение своих войск, сражавшихся в Европе.
Надеясь вместе с союзниками в кратчайший срок сокрушить гитлеровскую Германию, в Ставке Верховного Главнокомандования учли неудачный опыт наступления 3-го Белорусского фронта осенью 1944 года, когда его войска понесли большие людские и материальные потери, пытаясь рассечь и уничтожить неприятеля в Восточной Пруссии. Новую операцию Ставка решила провести силами ста тридцати стрелковых дивизий и семи танковых корпусов при поддержке около трех тысяч самолетов, которые должны были отрезать эту провинцию от центральных районов Германии. Особенность операции заключалась в том, что стрелы трех советских фронтов были направлены к Балтийскому морю, к важнейшим военно-морским портам Германии ─ Кенигсбергу и Пиллау.
Подробный план операции был известен лишь узкому кругу лиц в окружении Сталина, лично ставившему задачи командующим фронтами. В документах Ставки даже не упоминалось о взаимодействии между ними. Маршал К. К. Рокоссовский не знал, куда наносил главный удар его сосед справа генерал И. Д. Черняховский. Впоследствии, как известно, 2-му Белорусскому фронту пришлось повернуть на север, чтобы полностью окружить противника в Восточной Пруссии. На ее территории действовали более полусотни разведгрупп собиравших необходимые сведения о частях Вермахта, строительстве оборонительных рубежей, минировании дамб и плотин, разрушение которых могло остановить продвижение советских войск. Разведчики действовали в немецком тылу в ходе всей операции. Так в оперативной сводке за 27 марта 1945 года немецкое командование Земландской группы войск сообщало, что «из числа прибывших вчера агентов-парашютистов противника один был взят в плен, а другой расстрелян».
Органы «Смерш» 3-го Белорусского фронта установили, что полиция и части СС секретно проводили в Восточной Пруссии работу по строительству специальных укрытий для диверсантов, в задачи которых входили совершение диверсий и убийство командиров Красной Армии. Военные чекисты обнаружили тридцать восемь потайных складов с оружием, боеприпасами, радиостанциями и множительными аппаратами, оставленными германским командованием в тылу войск фронта.
Советские полководцы, зная, что им предстоит драться с опытным, сильным и упорным противником, сосредоточили на участках прорыва половину своих стрелковых дивизий и почти всю авиацию, добившись пятикратного превосходства по личному составу, семи-девятикратного ─ по танкам и артиллерии Для их размещения саперные части проложили около тысячи восьмисот километров траншей и построили более десяти тысяч блиндажей и землянок. Прибыло и новое пополнение. Так к началу операции только 2-й Белорусский фронт получил из числа мобилизованных в областях Западной Украины, Молдавии, Прибалтики ─ 53 000 человек, из бывших военнопленных ─ 10 254 человека, штрафников ─ 5290 человек, из тылов─ 20 000 человек, из госпиталей ─ 39 006 человек. Их требовалось сплотить, привести к присяге, а отличившимся в предыдущих боях вручить награды и присвоить новые воинские звания.
В ожидании улучшения погоды Ставка переносила время «Ч», пока в начале января Сталин не дал обещание главе правительства Великобритании Уинстону Черчиллю начать операцию при любых обстоятельствах не позже второй половины месяца.
Несмотря на тщательную маскировку и меры дезинформации, точная дата советского наступления была известна командованию Вермахта, которое основательно подготовилось к обороне Восточной Пруссии. Такого количества инженерных сооружений построенных уже в годы Второй мировой войны, не было ни в одном европейском государстве. На один километр государственной границы приходилось около двух километров укреплений, пересекавших эту германскую провинцию с севера на юг. Все хутора, фольварки и города, а также старинные крепости были превращены в узлы сопротивления. Германский генштаб прекратил все наступательные операции на Западном фронте, перешел там к обороне и собрал в Восточной Пруссии сорок три пехотных, танковых и моторизованных дивизий под командованием генерал-полковника Г. Рейнхардта. Опираясь на морское побережье, служившее для пополнения людьми и боеприпасами, эвакуации раненых и больных, они могли надолго сковать советские войска и в любой момент нанести удар по флангу Красной армии, наступавшей на Берлин.
Помимо мощных укреплений командование Вермахта и нацистское руководство делало ставку на моральную стойкость войск и населения, говоря о поражении русской армии на этих рубежах еще в Первую мировую войну. «Ты дерешься за свой дом», ─ убеждали немецкого солдата─ «Если ты отступишь, русские разрушат его, расстреляют твоих родных. Только ты можешь спасти их от гибели» Сформированные на основе землячества части, а значительная часть военнослужащих была родом из Восточной Пруссии или до начала войны проживали здесь, сопротивлялись исключительно упорно, дрались до последнего патрона и гранаты.
В расчет бралось и то, что в сознании немецкого народа эта территория имела особый статус. Во второй половине XIX века, объединенные с Пруссией карликовые германские княжества, образовали одно из самых могущественных государств Европы. По этому потеря этой провинции воспринималась как национальная катастрофа не только политическим руководством Германии, но и большей частью немецкой армии и народа. Зимой 1945 года, когда большинство офицеров Вермахта еще надеялось из-бежать военной катастрофы, а две трети немецких солдат продолжали верить Гитлеру, в войсках был зачитан приказ, что в случае сдачи в плен их родственники будут лишены пособий и всякой поддержки.
По приказу Гитлера на территории Восточной Пруссии началось уничтожение средств связи и транспорта, промышленных предприятий ─ всего того, советские войска могли бы использовать в качестве военных трофеев.
Из газеты 4-й армии Вермахта:
«В октябре 1941 года немецкие солдаты стояли лишь в восьми километрах от ворот Кремля .Они видели башни кремля в осязаемой близости от себя. За победу Советов в тот момент никто не поставил бы и гроша. Годом позже мы стояли в Сталинграде. А большевики снова стояли перед кризисом, казавшимся смертельным. Самые ценные районы страны были оккупированы нами. Шансы Советов оказать нам сопротивление были ничтожно малы. Ленинград был окружен немецкими войсками. Город находился под обстрелом немецкой артиллерии. Немецкие солдаты с высот видели, как дымились трубы заводов. двигались трамвайные вагоны. Продолжалась жизнь, подчиненная исключительно требованиям войны и обороны города.
Решающей предпосылкой для немецкого успеха является знание того, какие способности проявлял противник и что нам нужно проявить, какие жертвы принести, чтобы превзойти противника и разбить его. Примеры Ленинграда, Москвы и Сталинграда, данные большевиками, являются для нас масштабом того, насколько нам еще нужно напрячь свои силы, чтобы не дать восторжествовать неистовой ненависти врага».
Из-за выпавшего утром 13 января 1945 года густого снега командующий 3-м Белорусским фронтом начал наступление двумя часами позже. К девяти часам утра огонь гремел уже по всей линии фронта. Стволы орудий накалились так, что не могли выбрасывать гильзы. А в насыщенном газами воздухе было нечем дышать, в горле першило, люди кашляли и задыхались, закрывая рот рукавицами или же носовыми платками. По противнику выпустили сотни вагонов боеприпасов, а результаты огневого удара долгое время оставались неизвестны. Генерал И.Д. Черняховский, спустившись с крыши четырехэтажного дома, где находился его наблюдательный пункт, продолжал спокойно отдавать распоряжения, ходил по комнате то, приближаясь к окну, то, отходя от него. Из-за густого тумана видимость над полем боя не превышала и ста метров и летчики не смогли помочь атакующей пехоте. И только когда улучшились погодные условия, воздушные армии получили команду: «На взлет !» Внезапности достичь не удалось, противник, отойдя на вторую линию траншей, сохранил солдат и оружие. Немецкие контратаки мешали саперам извлекать мины из мерзлого, покрытого снегом грунта, что не могло не замедлить темпы прорыва.
Морозной ночью, когда в тыловых землянках и в блиндажах при мерцающем свете трофейных плошек подняли солдатские кружки «за старый Новый год», на командных пунктах и в штабах не смолкали телефоны. Вместо поздравлений девушки-связистки принимали донесения мало похожие на победные реляции. Несмотря на усилия, армии 3-го Белорусского фронта вышли к намеченным на первый день рубежам лишь на четвертые сутки наступления. Используя сеть шоссейных и железных дорог, немцы быстро перебрасывали резервы в нужном направлении, атакуя на отдельных участках фронта до тридцати раз в день. Населенные пункты переходили из рук в руки. Бои шли за каждый дом, за каждый участок траншеи и опорный пункт.
В этой сложной обстановке Черняховский изменил направление главного удара, введя в прорыв свои резервы: 1-й танковый корпус и свежие части 11-й гвардейской армии, которые ломая сопротивление за две последующие недели прошли с боями по Прусской земле сто пятьдесят километров, заняв сотни населенных пунктов .
Из указаний командующего 11-й гвардейской армии. Январь 1945 г. :
« В качестве отряда преследования в каждом стрелковом полку выделяется один стрелковый батальон с наиболее выносливым личным составом. Каждый из бойцов батальона снабжается 1-2 гранатами РГ-42 и одной-двумя гранатами РПГ. Всем автоматчикам выдается по одному запасному магазину. Все расчеты ручных пулеметов обеспечиваются не менее чем двумя запасными магазинами, а расчеты станковых пулеметов не менее 4-5 запасными лентами. Снаряжение бойцов облегчается до минимума. Все ненужные вещи отбираются и сдаются в обоз.
Выделенный стрелковый батальон усиливается противотанковой артиллерией из расчета по два орудия на роту, дивизионом дальней артиллерии, батареей СУ-76, ротой средних танков, взводом саперов и взводом конных или пеших разведчиков»
Один за другим пали прусские селения и города-замки: Пилькаллен (пос. Добровольск) 16 января; Лазденен (г.Краснознаменск) 18 января; Рагнит (г.Неман) 19 января ; Хайнрихсвальде (г.Славск) и Тильзит (г.Советск) 20 января ; Гумбинен (г.Гусев) 21 января ;Инстербург (г.Черняховск) 22 января ; Велау (пос. Знаменск), Лабиау (г.Полесск) и Даркемен (г.Озерск) 23 января ; Тапиау (г.Гвардейск) 25 января ; Ной-хаузен (г.Гурьевск) 28 января, Фридланд (г.Правдинск) 31 января.
Когда в конце января ударная группировка 3-го Белорусского фронта атаковала форт №9 на южной окраине Кенигсберга, через командирские бинокли были видны заводские трубы и красные островерхие башенки высотных зданий, Королевский замок и Кафедральный собор. Дальше лежал огромный город с военными заводами и судостроительной верфью, с сотнями крупных и мелких предприятий, с гаванями, банками, многочисленными магазинами, кафе и вокзалами, откуда в сторону Пиллау уходили набитые людьми товарные составы.
Из-за ненастной погоды командующий 2-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский начал наступление лишь 14 января. Две недели спустя главные силы фронта, быстро продвигаясь вперед, вышли к Висленскому заливу, оказавшись в глубоком тылу немецких войск.
С началом Восточно-Прусской операции у большинства бойцов и командиров Красной армии было приподнятое настроение. Три с поло-виной года спустя война пришла туда, откуда началась. «Вот она проклятая Германия!» писали на самодельных щитах солдаты, перейдя границу, невольно ставшую тем рубежом, к которому так долго и упорно они стремились, но до которого не довелось дойти многим и многим воинам, сложившим головы под Москвой и Сталинградом, на Украине и в Белоруссии, на польской земле. Лозунг «На Кенигсберг!» был выведен мелом и краской на стволах орудий и снарядах реактивной артиллерии. Солдаты радовались, говорили друг другу: «Осталось не долго ─ и «фрицам» конец!»
Дороги, по которым ехали и шли победители, являли собой фантастическое зрелище: украшенные искусственными цветами машины, замаскированные скатертями и занавесями танки и артиллерия. На каждом шагу в кюветах валялось оружие, сломанные велосипеды и мотоциклы, брошенные ковры, швейные машинки, разбитые зеркала, детские коляски, подушки и помятые чемоданы с ворохом одежды, мертвые лошади. Здесь в Восточной Пруссии у военного корреспондента А. Твардовского могли появиться такие строки: «По дороге на Берлин. Вьется белый пух перин» Советские воины, вступив на землю своего главного противника ─ нацистской Германии видели в немцах причину тех бедствий, которые они и весь народ испытали за годы войны. Они считали их виновными в огромных жертвах и разрушениях. Ненависть к врагу и жажда мести отражали общее настроение армии и вызывали одно желание «добить фашистского зверя в его собственной берлоге». Армейским политработникам, проводившим накануне наступления собрания: «Как я буду мстить немецким захватчикам» и «Мой личный счет мести» не приходилось ничего выдумывать, чтобы возбудить у людей эти чувства.
«С первых дней второй мировой войны Восточная Пруссия превратилась в сплошной концлагерь для военнопленных... И вот теперь, зимой 1945 года, советские воины настигли потомков «псов-рыцарей» в их гнусном разбойничьем вертепе», ─ вспоминал командующий 1-м Прибалтийским фронтом И.Х Баграмян, ─ «Неудивительно, что для нас было ненавистно само название этого края, и мы были готовы на любые жертвы ради уничтожения давнего очага агрессии». Только в одном из полков 11-й гвардейской армии фашисты убили и замучили близких родственников у 158 воинов, угнали в Германию семьи 56 военнослужащих, у 152 воинов семьи остались без крова, у 293 человек фашисты разграбили имущество и угнали скот.
Занимая с боем имения и дворы прусских землевладельцев, советские воины слышали рассказы от угнанных в неволю женщин и детей, об ужасах немецкого рабства. Сюда в Восточную Пруссию едва ли не каждый день приходили эшелоны, составленные из вагонов для скота. Вокзалы оцепляла жандармерия, с вагонов снимали пломбы, и начиналась разгрузка невольников. Их осматривали с головы до ног, отбирая самых здоровых людей, заплатив всего десять марок за взрослого и шесть марок за подростка.
«После приезда нас распределили как скот по помещикам. Работали от зари до зари, ничего нам не платили. Получали мы на неделю полтора-два килограмма хлеба. Кроме водяной похлебки нам не варили другой пи-щи», ― вспоминала жительница Витебской области Ф.Ф. Гаврилова ― « Помещик бил нас, чем попало. Моя сестра и племянник умерли от этих мук, а мы едва дождались до Вашего прихода». Отступая, немцы угоняли в глубокий тыл и своих невольников, оставлявших письма-обращения к советским воинам.
Из письма советских девушек:
«Здравствуйте, дорогие товарищи бойцы и командиры Красной Армии! Приветствуем и благодарим Вас за освобождение России и надеемся, что освободите нас от проклятой страны. Немцы и теперь еще творят злодейство. Они не оставляют нас. Угоняют дальше. При возможности мы остаемся в подвалах домов, в бункерах, чтобы попасть к Вам и посмотреть хоть один раз за три года на русского бойца. Еще много можно написать о нашей жизни, но найдете ли вы это письмо? Подписи всех девушек не будем писать. Писала девушка Орловской области... . Л.Т. Ждем Вас»
Поэтому разъяснения Военных советов фронтов в духе сталинского тезиса «Гитлеры приходят и уходят, а народ Германский остается», явились неожиданностью для многих красноармейцев, которые сначала не могли понять, как после тех зверств, что творили фашисты, и это они видели собственными глазами, можно великодушно относиться ко всему немецкому. Офицер стрелкового батальона Т.А. Репнина вспоминала, как возбужденная толпа солдат окружила немецких женщин: «Вот их наши отпускают домой, а немцы таким малолетним детям, которых они держат на руках, разбивали голову об стенку».
«Чего это нас заставляют беречь немецкое добро, они же все жгли и грабили у нас. А мы что, смотреть будем на это? Черт с ним! Пусть все горит вместе с немецкой землей, ни капли не жаль!» ― подобные высказывания отражали настроения значительной части наступавших войск, искреннее веривших в официальное одобрение статьи советского публициста Ильи Эренбурга «Убей!» Автора и сегодня обвиняют в ненависти к немцам вообще. Следует отметить, что призыв Эренбурга, обращенный к воинам Красной армии, имел точный адрес и соответствовал времени, когда немецкие оккупанты с оружием в руках ворвались в Россию. Побывав в занятой Красной Армией Восточной Пруссии, Эренбург говорил: «Я не писал о милосердии к немцам. Это неправда. Я писал о том, что мы не можем убивать детей и старух. Это правда. Я писал, что мы не можем насиловать немок. Это я писал. В марте 1945 года я писал то же, что в марте 1942-го, но тогда перед нами были только немцы-солдаты, а теперь перед нами и немецкие дети. Мы должны и в победе остаться советскими людьми».
Военный Совет 2-го Белорусского фронта издал приказ о жестоком наказании, вплоть до расстрела, тех, кто будет вымещать свою, пусть и понятную, ненависть к фашизму на мирном населении, отметив опасность такого рода явлений для морального духа и боеспособности армии, призвав направить чувство ненависти на истребление врага на поле боя.
«О пресечении фактов пьянства в боевых условиях, барахольства и хулиганского уничтожения материальных ценностей на захваченной территории» говорилось и в приказе Военного совета 11-й гвардейской армии. Бойцам разъясняли, что «жечь строения, фураж, уничтожать домашнюю утварь, творить произвол в отношении местных жителей ─ все это нельзя считать благородным поступком мести».
Обуздание эмоций мстителей не сразу дало свои результаты. В отчете тыла 11-й гвардейской армии отмечено, что «до сих пор значительное количество материальных ценностей не учтено и находится в разбросан-ном состоянии в населенных пунктах, где оно продолжает уничтожаться». Впрочем, командование боролось с мародерством, поскольку оно угрожало армейской дисциплине. Специальным приказом были разрешены посылки домой трофейных вещей, причем офицеры могли отправить больше, чем рядовые. Работа полевых почт велась под контролем политических отделов, регулярно отмечавших, что большую часть посылок отправляли так называемые «вторые эшелоны», состоявшие из штабных, тыловых и спецподразделений. В стрелковых батальонах на передовой этим занимались от одного до семи процентов личного состава.
«Я думала, что когда мы войдем в Германию, то у меня ни к кому пощады не будет. Сколько ненависти скопилось в груди!» ─ вспоминала санинструктор Софья Кунцевич, ─ «Почему я должна пожалеть его ребенка, если он убил моего? Почему я должна пожалеть его дом, если он мой сжег? Почему? Хотелось увидеть их жен, матерей, родивших таких сыновей. Как они будут смотреть нам в глаза?.. Все мне вспомнилось, и думаю: что же будет со мной? С нашими солдатами? Мы все помним... Пришли в какой-то поселок, дети бегают – голодные, несчастные. И я, которая клялась, что всех их ненавижу, я соберу у своих ребят все, что у них есть, что осталось от пайка, любой кусочек сахара, и отдам немецким детям. Конечно, я не забыла. Я помнила обо всем, но смотреть спокойно в голодные детские глаза я не могла».
И все же немецкое население боялось встречи с Красной армией. Этот страх всячески подогревался фашистской пропагандой. Для этого были широко использованы события в небольшом селении Неммерсдорф (ныне ― село Маяковское Калининградской области), жители которого по-гибли, после того, как в октябре 1944 года сюда вошли войска 3-го Бело-русского фронта.
Одно из танковых подразделений 39-й армии вышло к мосту через реку Дейме. Однако двигаться дальше танкисты не могли. Мост был запружен людьми: стариками, женщинами и детьми, спешившими перебраться на западный берег. Танки остановились. И вдруг страшный взрыв потряс окрестные поля. Гитлеровцы уничтожили мост. Огромное количество искалеченных тел было разбросано по берегам, лежали на остатках настила, утонули в Дейме. Многие немцы, не успевшие покинуть города и селения Восточной Пруссии, совершали самоубийства или оказывали со-противление Красной Армии. За одну январскую неделю 1945 года в окрестностях Инстербурга старик-немец обстрелял из пулемета солдат 18-й гвардейской стрелковой дивизии, другой в своем доме убил двух автоматчиков из этой дивизии, а четыре немки из пистолетов застрелили четырех красноармейцев. Одна из женщин, укрывшись на чердаке, вела огонь из винтовки, пока у нее не закончились патроны, а будучи взята в плен, заявила, что так будет поступать каждая истинная немка. Покидая Рагнит (ныне ─ г. Неман), противник заминировал здания, под обломками которых погибли шесть советских солдат. Через месяц после взятия Тильзита взлетели на воздух несколько домов, в одном из которых были размещены раненые красноармейцы.
Каждый пройденный километр по Восточной Пруссии достался советским войскам чрезмерной ценой. Ежедневно из частей и соединений докладывали о тяжелых потерях. За две с лишним недели боев 2-й и 3-й Белорусские фронты потеряли убитыми и ранеными свыше 64 000 человек. Так среднесуточные потери 2-го Белорусского фронта составили 1,3 %, а потери в армиях 3-го Белорусского фронта составили 1,5 % от их боевого состава.
Силы немцев в Восточной Пруссии были отрезаны от Центральной Германии и рассечены на три неравные части. Гитлер, взбешенный самовольным отходом, снял с должности командующего группы армий генерал-полковника Г. Рейнгардта, а затем и командующего 4-й армией гене-рала пехоты Ф. Хоссбаха. Сменившие их генералы Л. Рендулич и Ф. Мюллер, полные решимости выполнить приказ фюрера, пытались исправить положение, но было слишком поздно.
Глава вторая.Тайна форта Штилле ... |